Художественное прочтение исторической песни

При создании эпической поэмы «Алтай тайжа» («Князь Алтай») Шагдар Байминов использовал исторические песни халха-монголов о Бүүбэй баторе. С начала XVIII в. получила широкое распространение песня «Арван талдаа асартай» («С шатрами в десяти сторонах»), повествующая о приключениях Хатан-батора, нойона Боржигиновского хошуна, прославленного у халхасцев как Бувэ-батор. В легенде, ставшей основой этой песни, говорится о том, как Бувэ-батор, потерпевший поражение в сражении с олетами (өөлэд), попал в плен к олетскому нойону Ядагу. Будучи в неволе, он сошелся с такой же пленницей Соднамой. Их сын после смерти отца возвращается на его родину, к халхасам. Там он был удостоен звания нойона боржигинов с титулом «Бувэй Хатан-батор бэйлэ» и снискал к себе доверие и уважение (Хорло П. Народная песенная поэзия монголов (Проблема жанрового состава). — Новосибирск: Наука, 1989. — С. 39).

Поэт переработал сюжеты легенды и исторической песни, создав свой собственный сюжет, используя их мифологические мотивы и символы. Сюжет поэмы кольцевой, начальная и конечная ситуации одинаковы: идет война между олетами и халхасцами, погибают от этой междоусобицы люди, пирует воронье. Произведение Ш. Байминова имеет следующее начало:

«Хэндэшье хэрэггүй тэмсэлhээ/ Хэды хүнүүд хосорооб даа?// Хээрын сагаан талада/ Хирээ юундэ хаагалааб? // Хэмгүй ехэ зоболон ... / Хэлэн юрөөн байгшаа гү?» (Байминов Ш. Уулын үндэр үбгэд. — Улаан-Үдэ, 1989. — С. 33). «От никому не нужной войны/ Сколько людей погибло?/ В широкой белой степи/ Воронье почему каркает?/ Безмерные страдания/ Может накликать оно?».

А так оно заканчивается, и вопросительные конструкции сходят на нет и ведут к категоричности вечной истины: «Хэндэшье хэрэггүй тэмсэлhээ / Хэды хүнүүд хосорооб даа». «От никому не нужной войны / Сколько людей уж погибло».

В произведении Ш. Байминова сюжеты исторической песни и легенды получают художественную интерпретацию: жену халхаского Бүүбэй батора уводят в неволю олетские Хара и Шара баторы. Бүүбэй батор целый день проводит в размышлении и решает до мобилизации резервных сил в Халхе дать отдохнуть себе и своему боевому коню. Он забирается на высокую скалу и ложится спать в горной пещере. Затем Ш.Байминов, как и в другой поэме «На груди скалы-коновязи», используя прием эпической ретардации, замедляет развитие действия во время сна Бүүбэй батора: читатель услышит рассказ автора-повествователя о жизни в плену жены батора и родившегося в неволе его сына. Олетский батор дал мальчику имя «Алтай тайжа» (князь Алтай) по имени Алтайских гор. Мальчик растет, как и в легенде, не по дням, а по часам. В четыре года мать застает его стреляющим стрелами из караганы по двум чучелам из прошлогодней травы: «Тонуулшан Өөлэдэй баатарнуудай / Толгой таhаран унаг лэ» («Олетских баторов — грабителей / Головы пусть оторвутся»). Мать наказывает его, запрещает такие игры. Но в семилетнем возрасте мальчик, оседлав череп лошади, со словами, что пора ему уезжать отсюда, вновь был застигнут матерью и отхлестан. Обеспокоенная мать приставляет к сыну слугу-халхасца. Еле дотерпев до 18 лет, Алтай тайжа решает идти на поиски отца.

Мотив странствия юноши тесно связан с мотивом его инициации. Поэма Ш. Байминова продолжает в развитии сюжета тенденцию к дегероизации и «снижению» мифологического предания. Один из таких моментов — мать, напутствуя сына на поиски отца, дает не перстень, не кольцо золотое, а половину напильника (!).

На пути к отцу Алтай тайжа убивает огромного ирбиса, нападавшего на путников в ущелье. Пустившиеся в погоню за юношей олетские баторы, увидев убитого ирбиса, возвращаются назад, чтоб вернуться в Халху уже с войском.
Затем автор приводит героя к спрятавшемуся у подножья горы в густом лесу домику. Здесь его встречают семидесятилетняя старуха и семилетний мальчик. Такой же эпизод описан и в поэме «На груди скалы-коновязи», где Лэвээнтэй получает помощь от 70-летней старухи-знахарки и ее семилетнего внука. В обоих случаях мальчик мастерит и точит донгорог — ножик. Если в поэме о Лэвээнтэе мальчик этим ножиком убивает маньчжурского лазутчика, то в поэме «Алтай тайжа» он просто говорит: «Өөлэдэй нугарhа таhалхаар / Yрэгдэнэ» («Чтоб олетам спинной мозг перерезать, / Точу»).

Когда юноша спрашивает у старухи об отце, она зажигает арсу (можжевельник) и указывает на гору. Следуя за дымом воскурения, Алтай тайжа находит пещеру. Возле входа понуро дремлет отощавший до костей конь отца. Отбросив огромный камень, закрывавший вход, герой увидел отца и протянул половинку напильника для опознания. Со словами: «Как быстро наступило время похода», Бүүбэй батор выходит наружу, где его встречает храпом вмиг пожирневший конь. Алтай тайжа берет с собой семилетнего мальчика и втроем с Бүүбэй батором доходят до озера Хубсугул. Семилетний спутник идет за водой и встречается с подобным себе семилетним мальчиком, прислуживающим двум олетским баторам. Мальчик-слуга хотел заставить семилетку таскать воду для олетских воинов, но был им убит, семилетка надевает его тэрлиг и превращается в прислугу.

Возникает мотив двойничества в сюжетостроении поэмы как отражение фольклорной традиции. Под видом слуги оказавшийся в стане врагов, мальчик узнает, что у олетских баторов подмышки с дырами. С коромыслом он возвращается к спутникам и рассказывает об увиденном. Бүүбэй батор узнает об «ахиллесовой пяте» своих врагов и отправляет мальчика назад с новым заданием. В полночь, когда во вражеском стане все стихло, мальчик подает условный сигнал, высекая огонь огнивом у входа в шатер олетских баторов. Прилетевшие с вершины горы две стрелы поражают баторов прямо в подмышки. Войско, оставшееся без предводителей, убирается восвояси.
В этой поэме нет батальных сцен, эпических картин поединков богатырей друг с другом, нет и мифологических чудовищ. Есть только два события, которые указывают на мифологичность сюжета: случай со сном, длившимся 18 лет, когда оказываются живы хозяин и его конь, и эпизод с поражением стрелами врагов — олетских баторов. А Бүүбэй батор и его жена, двое олетских баторов и двое мальчиков-семилеток (две пары двойников), а также старуха-ведунья — это фольклорно-мифологические матрицы, на основе которых Ш. Байминов создает самостоятельные образы. Помогает этому прием снижения, тенденция к дегероизации и демифологизации символических образов.

По нашему мнению, этот прием помогает поэту характеризовать непрекращающуюся братоубийственную войну олетов и халхасцев как трагическую картину человеческих жертв, выразить протест против абсурда войны. Все это говорит о существенной трансформации фольклорной поэтики в литературном творческом процессе.