Вечная коновязь Шагдара Байминова

К 95-летию народного поэта Бурятии Шагдара Байминова

Поэмы народного поэта Бурятии основаны во многом на поэтике героического эпоса, на образах, символах и мотивах, связанных с бурятскими мифами, обычаями и поверьями, уходящими в глубь веков, в традицию жизни, быта, духовной и творческой деятельности бурятского народа. Ш. Байминов сумел создать свою образную систему, свой оригинальный стиль и поэтику. Мифология и фольклор — главный источник его творчества, где ярко представлены национальные образы—символы. Конечно, созданы с опорой не только на фольклорно—мифологические традиции бурятского народа, но и богатые литературные традиции



Героические поэмы Ш. Байминова «Сэргэ хадын сээжэдэ» («На груди скалы—коновязи»), «Алтай тайжа» («Князь Алтай») и др. отображают национально—культурную модель мира, делает ее уникальной, неповторимой. Выделение образов-символов в его героических поэмах сопряжено с основным принципом творчества Ш.Байминова — обнаружить связь современности с историей, доказать их единую метафизическую природу с целью сохранения и возрождения национальных форм творчества.

Начало легенды

В основу поэмы «Сэргэ хадын сээжэдэ» (На груди скалы-коновязи), положена легенда о Лэвээнтэе, известная у тункинских и закаменских бурят. Согласно легенде, после поражения монголов в ходе их восстания против маньчжурского владычества в 1755-1758 гг. в Западной Монголии, один из активных его участников Лэвээнтэй, уходя от преследований врагов, скрывается на землях Закамны и Тунки. К тому времени Присаянье, как и вся Сибирь до Амура, согласно Нерчинскому договору 1685 г. о разделе территорий между Россией и Китаем, отошло к Российской империи. Волей судьбы оказавшись разделенными границей, буряты и монголы не прерывали родственных связей. Когда Монголия оказалась порабощена маньчжурами, бурятский народ, сопереживая этой великой трагедии, сложил немало преданий, легенд, песен, а также улигер «Шоно баатар». Шоно батор — историческая личность, младший сын Джунгарского хунтайжи Цэван-Рабдана. Из—за родоплеменных междоусобиц и клановой борьбы он в 1730 г. вместе со своими верными соплеменниками — ойратами покинул Монголию и принял русское подданство. Верно служа России, он умер молодым в Калмыкии. В улигере народ клеймит продажных и жадных правителей, их недальновидность, трусость, а также тоскует по былому могуществу Великого Монгольского государства.

Ш.Байминов показал Лэвээнтэя в начале поэмы бесстрашно сражающимся с превосходящими силами маньчжурских завоевателей, огнем и мечом подавляющих восстание монголов. Израненный герой, потерпев поражение, бежит от преследующих врагов в Россию, чтобы найти там помощь для дальнейшей борьбы с поработителями Родины. Пройдя через многие испытания, которые в поэме являются трансформированным обрядом инициации эпического героя, Лэвээнтэй своими подвигами, добрыми деяниями в защиту слабых и униженных снискал славу и добрую память последующих поколений.

По замыслу Ш. Байминова, мотиву странствия в поэме изначально предшествует мотив мести. Потеряв в этой жестокой войне родных и близких, соплеменников, видя разорение родного края, Лэвээнтэй решает мстить: «Лэвээнтэй мүнөө / Нэгэндээ оросороо тулахадаа, / „Нэхэхэб!“, — гэжэл үhөөгөө / Yншэн хабhанайнгаа үзүүртэ / Yлээн занан сухаряа юм». «И теперь Лэвээнтэй / В живых один оставшись, / „Отомщу!“, — сказал он грозно, / И мысль о мести в сердце / Спрятав, отступил».

В маленьком домике у подножья Алтая схоронились от страшной войны бабушка с семилетним внуком. Именно через ее восприятие поэт впервые дает портретную характеристику главного героя Лэвээнтэя. Она сразу отметила богатырскую стать коня: «Сэрбэлзэhэн хүлэгэйнь / Сэргэ дээгүүр үндэлзэн / Шэлэгэнэжэ турьяхада / Шэрэм тогоон ханхинана». «Нетерпеливый скакун / Над коновязью возвышаясь, / Оглушительно фыркает / Так, что чугунный котел гудит».

В обыденном народном сознании байминовского персонажа — старухи непременными атрибутами монгольского батора являются его шапка с дэнзэ (круглым навершием), дэгэл с подобранным подолом (что удобно для верховой езды), сапоги (гутулы) с загнутыми вверх носками, вооружение и богатырский конь. Наличие этих деталей и предметов у Лэвээнтэя создает в ее сознании представление о нем, как о баторе.



В восприятии старухи Ботол и мальчика и сам Лэвээнтэй настолько огромен, что они сравнивают его с быком: «Гэрэйнь баруун талада / Гэшхэхэ зай үлөөнгүй / Бухал шэнги обойно, / Буха шэнгеэр уухилна». «Правую половину дома заняв, / Так, что шагу ступить нельзя, / Как копна возвышается, / Как пороз шумно дышит».

В Западной Монголии до сих пор сохранились следы почитания Буха—нойона, мифического прародителя некоторых монгольских племен. В фольклоре монгольских народов «буха» употребляется в значении «могучий, громадный, огромный»: «буха ехэ хүзүүн» — могучая шея; «буха хара номон» — тугой, черный лук; «буха шулуун» — громадный камень. У Ш. Байминова в поэме есть и другой образ — символ: «Буха улаан түүдэг» — огромный костер.

Изученный материал позволяет сделать вывод о том, что предметные, вполне реалистические детали в поэме Ш. Байминова могут реализовывать и архетипическое значение. Это происходит в тех частях поэмы, где описание, рассказ ведется от лица персонажа. Модель обыденного сознания байминовского персонажа — старухи по многим критериям близка мифологическому (когда она сравнивает Лэвээнтэя с Буха-нойоном, с быком, мифическим прародителем). В мифологическом сознании персонажа образ-символ быка несет в себе доброе, положительное начало.

Предметные мотивы (одеяние, вооружение, конь) создают в ее сознании миф — миф о богатыре Лэвээнтэе. Поэтому и предметные мотивы, составляющие этот миф, могут быть рассмотрены и как образы—символы, и как мифологемы.

Старуха Ботол, как хранительница памяти народа, умеет лечить, знает тайны лечебных трав и минералов. Она вымыла раны героя отваром арсы — можжевельника. При помощи «жильного камня» «шүрбэhэн шулуун» она смогла соединить разрубленные надвое жилы героя.

Из разговора с мальчиком Лэвээнтэй понимает, что перед ним бесстрашный, смелый будущий воин, горячо любящий свою родину и ненавидящий ее врагов. Он призывает юношу учиться жизни, набираться знаний и опыта, иметь много друзей и единомышленников, чтобы продолжать борьбу. На прощание старуха Ботол завещает ему: «Арюун үhөө нэхэлгые / Абажа яба зүрхэндөө!», — гээд, / Гарууди хээтэй бэhэлиг / Гартань хүгшөө зүүлгэбэ«. «Священную месть / Неси в своем сердце! — сказав, / С образом Гаруди перстень ему / На палец старуха надела».

Этот перстень должна была признать дочь старухи, выросшая у отца на другой стороне границы, а Лэвээнтэю предстояло найти ее. В этой сцене поэтом использован еще один, скрытый мифологический подтекст. Перстень с двуглавым Гаруди, данный старухой Лэвээнтэю, становится своеобразным оберегом богатыря.

Двуглавый Гаруди

Образ Гаруди выступает в разных фрагментах текста как: 1) объектновещный артефакт, поскольку является изображением на перстне; 2) код мифологический, являющийся ключом к раскрытию архетипического литературного конфликта.

Гаруди (или Гаруда) — в индуистской мифологии — царь птиц, ездовое животное Вишну. Изображается в виде существа с человеческим туловищем и орлиной головой, крыльями и когтями. Гаруда постоянно воюет со змеями (нагами), «пожирателем» которых он является. В буддийской и ламаистской мифологиях — это огромная птица, царь птиц и победитель змей. Общим признаком Гаруди во всех этих мифологиях является то, что это царь птиц и воюет со змеями. В поэме Ш. Байминов создает новый образ — символ Гаруди с двумя головами, ассоциирующийся с двуглавым орлом герба Российской империи. В описываемый поэтом исторический момент Россия набирала мощь. В пятой главе поэмы Ш. Байминова есть указание и на Семилетнюю войну, где русские войска одержали блистательные победы. Россия — единственная надежда Лэвээнтэя, та сила, которая поможет освободить его Родину от маньчжурских захватчиков.

То, что на руке Лэвээнтэя в начале героического Пути перстень — талисман с изображением Гаруди — символично вдвойне. По мифологии Гаруди противостоит змеям. Монгол Лэвээнтэй сравнивает врагов — маньчжуров со змеями: у них сердца, как язык у змеи, раздвоенные от злобы и яда ненасытной жадности («Хобдог сэдьхэлэйнгээ хоронhоо / Хоболтожо хоёрлоhон зүрхэтэй...); «Дайсан могойн хорон / Дариин шабаар шарбаад, / Дайда уужам Монгол орон / Дайнай галаар шатаа» («Врага змеиный яд / Хлестнул пороховой дробью, / Широкая страна Монголия / Загорелась огнем войны»). И предатели — богачи, забывшие о чести и родине, уползая, как змеи, переходят на сторону врагов.

В актуализации мотива героического Пути важная роль отводится образу-символу «меч». Меч Лэвээнтэя выступает в качестве рубящего, разящего, секущего оружия: «Ута, хоёр алда / Ган булад hэлмэ» (Длинный, двухсаженный стальной меч); «Хорото hомон hэлмэhээнь / Хоёр боложо унаа hэн» («Смертельная пуля рассечена напополам его мечом»). При этом акцентируется звуковой семиотический статус меча: «Дайсанай хүзүү хиргажа / Даршаа татаhан hэлмэ» (шеи врагов звеняще рубящий меч); «Хүсэ эршэдэн hэлмээрээ / Тойруулаад бэеэ абаа hэм: / Толгойнууд тиихэдэм таhаржа, / Тоборолдоhоор мухаряа...» («Собравшись с силой, мечом / Провел вокруг себя: / Вражьи головы, оторвавшись, / Со стуком покатились...»).

Меч в поэме — своеобразный символ, способный изменить движение событий. С первой символической идентификацией губительного меча, несущего в себе смерть, страдание, автор выстраивает ассоциативный ряд: кровь и грязь — мертвые тела — душевное состояние мести, ненависти, граничащее с одержимостью: «Наадажа түлэг байhандал, / Наншалдаандаа шунажа, / Дайсанай нарин хүзүүе / Дахинаа хиргажа эхилнэд». «Словно играючи, / Одержимые боем, / Тонкие шеи врагов / Продолжают рубить»; «Дайсанай хүүрhээ обойhон / Дабаан эндэ үндынэ, / Шуhан газар хоёрhоо / Шабар зуурмаг тодорно» («Из вражеских трупов сложенный / Перевал здесь поднимается, / Кровь с землей смешавшись, / В грязь превращается»).

Вторая символическая идентификация — меч оберегающий, освобождающий, его функция — быть на страже. В третьей главе, в сценах противоборства с медведями, а в четвертой главе — со змеей, меч оберегает жизнь. Змея легла кольцом вокруг золотого перстня девушки Аюу и изготовилась к прыжку. Но тут подоспел Лэвээнтэй и молниеносный его меч спас жизнь Аюу: «Шас» гэhэн абяанhаа / Шара хорон сэсэршоо. / Шуhа hүргөөд могой / Шүрэб шэнгеэр мушхашоо«. «Со звуком „шас“ / Желтый яд разбрызгался. / Брызнув кровью, змея / Как шуруп, завертелась».

Эта сцена глубоко символическая. Мысль о символичности момента автор вложил в уста главного героя: 
«Монголой соёмбото бэhэлиг / Могойн сахаригhаа мулталhандал, / Монгол агуу ороноо / Манжын мэдэлhээ сүлөөлдэг hаа». «Как перстень с монгольским соёмбо / Из змеиного кольца я вырвал, / Великую свою Монголию / От гнета маньчжурского / освободить бы».

С символом Гаруди на руке Лэвээнтэй убивает змея, завладевшего перстнем. Аюу, бесконечно благодарная Лэвээнтэю за спасение от змеи и за долгожданный привет от матери, влюбляется в него.



Лэвээнтэй показывает девушке перстень с Гаруди — весточку от матери и предлагает обменяться перстнями. Отдав ему свой перстень, она отдает и свое сердце. Влюбленный в красавицу Лэвээнтэй клянется ей девятью драгоценностями (юhэн эрдэнеэр), Солнцем и Луной (Нара hара хоёроор) в искренности своих чувств. Сила этого чувства передана с помощью гиперболических сравнений: 
«Тэбэрилдэшэхэдэнь инаг хоёрой / Тэнгэри, газар хэлбэлзэбэ. / Хүрьhэтэ алтан дэлхэй / Хүмэрин эрьен үзэгдэбэ». «Когда обнялись двое влюбленных, / Небо и земля покачнулись./ Благословенная золотая земля / Как будто перевернулась».

Дорога на север

Еще до встречи с Аюу Лэвээнтэй начал рубить через скалу—коновязь проход на север. Его титанический труд, огромные физические усилия — продолжение мотива одержимости, выраженное поэтом такими глаголами: «шунан орожо байба» (с одержимостью начал), «хэрэг үйлөөр жүрөөдэн» (делом всецело увлечен). Мотив одержимости героя, рубящего среди скал проход, в мировой эпической поэме известен давно. Фархад — герой многочисленных поэм, написанных в подражание поэмы Низами «Хосров и Ширин», одержимый любовью, прорубил проход, чтобы узреть лик своей возлюбленной. Еще один герой — Меджнун (букв.: одержимый), из арабской легенды, популярной на Ближнем и Среднем Востоке, вошел в мировую литературу благодаря поэмам знаменитых поэтов Востока Низами, Навои, Физули и др., одержим любовью к прекрасной Лейле.

В отличие от этих героев восточных поэм, герой Ш. Байминова одержим стремлением создать вечную скалу—коновязь, тем самым открыть дорогу на север, к России, к единственной силе, способной помочь его многострадальной родине обрести свободу. Эту идею героя поддерживает его новый друг — беглый русский ссыльный Митр. Символическая встреча Митра и Лэвээнтэя, их совместные усилия, родство стремлений к свободе, надежда на счастливое будущее народов России и Монголии выражены словами Митра, полными глубокого метафорического смысла:

«Хожомой ехые hэрюулхэ / Хонхын хэлэ зохёое. / Түрэ засаг шэнэлхэ / Түүдэг дээрэ тохёое». «Большое будущее будящий / Колокола язык создадим. / Власть в государстве обновляющий / Костер на скале зажжем».

В поэме Ш. Байминова язык колокола предстает как грозное оружие битвы, битвы за лучшее будущее, за обновление и очищение. В числе символов, наряду с колоколом и его языком, — скала—коновязь, ему принадлежит особая роль. Митр, представитель русской национальной культуры, деяние Лэвээнтэя, рубящего проход через скалу, сравнивает с битвой во имя будущего.

К друзьям на скале присоединяется Банчиг, отец Аюу. Втроем, Лэвээнтэй, Митр и Банчиг, на скале—коновязи дают друг другу клятву верности в дружбе, вечного братства. Скала—коновязь — это символ — центр Пути эпического героя. В вертикальном разрезе Вселенной скала представляется абсолютным верхом, конечной точкой пути. Скала—коновязь онтологически связывает вертикаль земли и неба.



Являясь неотъемлемой частью народного быта, коновязь — сэргэ считается у монголоязычных народов одним из самых уважаемых и почитаемых предметов—символов. Коновязь, кроме утилитарного, имела в прошлом и ритуальное значение, с ней были связаны некоторые религиозные представления. Например, не разрешалось делать на ней зарубки, срубать их, — в коновязи видели местоприбывание духа рода, семьи, ей оказывали такое же почитание, как духам очага, местности. 

В поэме Ш. Байминова Лэвээнтэй, потеряв родину, в Тунке обретает новую, возле скалы—коновязи встречает свою любовь — красавицу Аюу. В Монголии его семья и близкие были убиты врагами, которые разорили его улус, сожгли сэргэ. Здесь же ни один враг не сможет срубить или сжечь его скалу-коновязь. Эта его коновязь, созданная усилиями его друзей-побратимов, русского и бурята, вечна, как вечна Земля и вечно Синее небо.