Литература
Проза Доржи Сультимова: В мире проблем и образов
3 июля 2021
313
Для современного литературного процесса Бурятии характерна такая особенность как развитие на двух языках — на родном бурятском и русском, что, безусловно, продиктовано реалиями современной российской действительности.
К одному из ярких писателей, пишущих на бурятском языке принадлежит Доржи Норбосампилович Сультимов, чья многогранная творческая деятельность привлекает все больше внимания со стороны читателей. Начав писать для юного поколения, писатель пробует своё перо в разных жанрах бурятской прозы. Известно, что писать для детей довольно сложно и ответственно, поэтому это направление художественного творчества в бурятской литературе в настоящее время можно сказать почти не развивается, хотя вопросы изучения бурятского языка и литературы в образовательных учреждениях Республики Бурятия, а также в бурятских регионах Иркутской области и Забайкальского края стоят довольно остро, о чем свидетельствуют дискуссии на различных площадках СМИ. В настоящее время со всей остротой обнажена животрепещущая проблема: подрастающее поколение зачастую не знает родного языка и недостаточно хорошо ориентируется в истории и культуре родного края. Обращение к детскому воображению, к детской психологии через художественный образ, через художественное слово на родном языке, дело, как известно, не простое, тем более — сыграть своего рода «роль моста» между взрослыми и детьми не всем из писателей дано и не все, надо сказать, к этому готовы.
По существу, Д. Сультимов своим творчеством, обращенным к детям, продолжает не только традиции устного народного творчества, но и традиции, заложенные зачинателями бурятской литературы, — Хоца Намсараевым, Дамба Дашинимаевым, Бавасаном Абидуевым, Ц. Доном (Цыденжаб Дондубон), Аполлоном Шадаевым, Ширабом Нимбуевым, а также писателями 70-90-х гг. прошлого столетия: Цырен-Базар Бадмаевым, Цыден-Жаб Жимбиевым, Гунга Чимитовым, Эрдэни Дугаровым, Цырен-Дулма Дондогой, Лопсоном Табхаевым и др.
Задеть детские струны души так, чтобы они откликнулись, отозвались, как известно, не просто; и здесь, наверное, самому писателю нужно пребывать в особом состоянии духа, чтобы вникнуть в тайны психологии детства, угадать то сокровенное, которое вызревает в душе маленького человека, ведь грани между воображаемым и реальным в детском сознании зачастую оказываются размытыми. Читая книги Д. Сультимова, посвященные детям, невольно приходит мысль, что именно живые впечатления, вынесенные из детства самим автором, — в особо избранные минуты общения с природой ли, с домашними животными ли, с друзьями ли по двору или со взрослыми, — явились тем резервуаром личности писателя, в котором до поры до времени (ведь к писательскому труду приобщился он довольно поздно) хранились животворные зародыши его творческого потенциала. Именно они, эти впечатления детства, бережно хранимые им в душе, на мой взгляд, явились тем импульсом, которые позволили развиться его художественному дару. Возможно поэтому его рассказы, адресованные детям, проникновенны, пронизаны особым светом добра и душевного лада. В каждом из рассказов, будь это «Сапоги со смыслом» (Удхатай сабхи), «Ошибка Эрдэни» (Эрдэниин буруу), «Пожар» (Туймэр), «Урок» (Сургаали), «Маленькая гостья» (Айлшан басаган) или пьесы, например, «Золотое кольцо» (Алтан бэhэлиг) и др. всегда есть место доброму теплому юмору. Особо ценным является умение автора увидеть и акцентировать свое внимание на каком-то одном ярком моменте жизни маленького человека, а также его стремление мудро наставить без дидактического многословия, ненавязчиво, с доброй улыбкой. Эти, присущие автору качества, можно отметить как его особый художественный почерк, стилевая доминанта.
Собственно как серьезный писатель Доржи Сультимов заявил о себе в 2000-х годах с выходом в свет двух книг «Заветы матери» (Эхын захяа, 2015) и «Веление времени» (Сагай эрхэ, 2016), основу которых составляют две одноименные повести. Эти книги стали рубежными в творческой биографии писателя, заявив о том, что в бурятскую литературу пришел художник, умеющий ставить кардинальные проблемы современности, умеющий выражать многогранные чувства и эмоции современного человека, и, что немаловажно, умеющий показать богатство и красоту родного языка.
Обращение Доржи Сультимова к так называемым «вечным» темам и вопросам, повествуя в сущности о простых, о самых что ни есть рядовых людях нашей современности, весьма показательно. Безусловно, вечные темы масштабнее вечных вопросов. Человек и природа, их взаимообусловленность — это вечная тема, взятая за основу в повести «Веление времени» (Сагай эрхэ). Данная тема повести приобретает живую плоть, когда выдвигается вечный вопрос в виде конфликта двух мировоззрений, двух мировосприятий, двух мироотношений, а также двух типов бытия. Попытаюсь в дальнейшем раскрыть данный тезис. Вопросы, поставленные в повести во главу угла, переходят в разряд вечных, при освещении трагической сути вечной темы «природа и человек». А их суть, сердцевина — это вопрос об истинном смысле и цели жизни человека, о его судьбе, о вере и смерти. Центральное место в двух вышеназванных повестях занимает тема семьи, которая также относится к вечным темам художественной литературы. Проблемы защиты семьи, укрепления их родовых основ, традиционных ценностей, проблемы взаимоотношения отцов и детей, трех поколений в рамках одной семьи, проблема семьи как очага тесно связаны с проблемами нравственных и духовных ценностей, поисками национальной самоидентификации. Эти проблемы, надо отметить, особенно активизировались в современном обществе на рубеже двух последних столетий вследствие переживаемого человечеством духовного (и не только) кризиса и требуют своего решения на новом витке исторического развития. Однако, в постановке и разработке вечных тем и проблем нет одного верного на все времена готового решения или ответа, потому они и относятся к разряду вечных.
В повести «Веление времени» на образах трех поколений одной семьи Бадмаевых — деда Гэндэна, отца Даши и сына Булата — показана как происходит трансформация сознания современного человека, пересмотр его духовных ценностей, когда такие понятия как правда и ложь размываются и теряют свои изначальные, исконные свойства. Недаром Д. Сультимов прибегает к рамочной композиции повести, избрав буддийскую притчу о двух богах, именуемых Правда и Ложь. Этой небольшой по объему притчей начинается и заканчивается произведение, нацеливая читателя на особый настрой и восприятие, а также дается своего рода урок (совет) преодоления встречающихся на пути человека трудностей. Когда невозможно понять, где правда и ложь, а где добро и зло, когда человек теряет свой путь, «сбивается» с проторенной дороги, что может указать ему верный путь, направить, подвигнуть? Это тоже вопросы из разряда фундаментальных вопросов бытия, то есть «вечных» и не может быть на них, понятно, однозначного, раз и навсегда сформулированного точного ответа. Поэтому, возможно, автор проводит своих героев через трагический конфликт, который накапливался, вызревал в течение нескольких последних лет и находит свой выход именно на лоне природы, в горах, в сакральном для них месте — на месте поклонения Радужному Белому Старцу. И этот конфликт отца и сына, в основе которого конфликт традиционного, выверенного веками, глубоко заложенного в сердце отношения к природе как храму и современного, сиюминутного желания быстрого и легкого обогащения за счет эксплуатации природных богатств — соблазна нашего времени, по мысли автора, не разрешим на сегодняшний день. Столкновение двух кардинально противоположных взглядов на человека и природу с неизбежностью приводит к гибели, к смерти старика Гэндэна и его сына Даши. Греховные деяния сына влекут за собой и гибель цельного и мудрого человека, его отца. Воистину, подлинное искупление грехов сопряжен со смертью, с гибелью, с трагизмом...
Спокойная, размеренная в своем естественном течении жизнь, которая казалась будет вечно длиться, неожиданно прерывается и в нее врывается катастрофа, обернувшаяся бедой, смертью и горем. Если в сибирской тайге строительство БАМа во второй половине XX века было грандиозным покорением девственной природы во имя лучшей жизни народа, страны (хотя и там все было не так однозначно), то хищническо-истребительная вырубка леса 2000-х годов с целью продажи за границу только для личного обогащения небольшой кучки людей, продавших душу и совесть, возмущает старика Гэндэна как представителя народа, всегда жившего в гармоничной связи с окружающей природой. Он глубоко переживает и страдает от того, что не может переубедить сына оставить это занятие и вернуться в школу, где работал раньше; и еще от того, что от серьёзного разговора, начатого им в лесу, Даши уклонился и он не смог высказать всего, чего хотел сказать. Главное — предостеречь, чтобы его сегодняшнее потребительское отношение к жизни и рвачество, не стали помехой в дальнейшей судьбе его внука Булата. И это трагическое чувство жизни, овладевшее Гэндэном, не обмануло его.
Трагедия, случившаяся на озере, обнажает внутренний мир (нутро) каждого из трех героев, активизирует их сознательные и бессознательные импульсы на глубинное понимание сути бытия. Пребывая в крайней, пограничной ситуации, между жизнью и смертью каждый из них высказывает свои сокровенные мысли. Понимая, что жизненные силы на исходе, старик Гэндэн, напутствуя своих детей, просит их держать в чистоте Имя и Совесть и оберегать их. Слова же Даши, адресованные сыну перед смертью, прямо противоположны. Он считает, что такие понятия как Имя и Совесть утратили свои традиционные изначальные смыслы, «превратились в наше время лишь в красивые слова, к тому же пустые. Некогда думать о них, сейчас главное слово — конкуренция, нужно успеть отхватить раньше других... Жестокое время: никто никого не пожалеет... смотри и блюди только свои интересы». Эти слова отца глубоко взволновали и возмутили Булата, воспитанного дедом и унаследовавшего его жизненные принципы. Он считает, что, «защищая свои интересы нельзя терять человеческий облик, человеческое качество». «Иначе как жить?!» — сокрушается Булат. Далее выясняется, что отец оклеветал Сэсэг, возлюбленную Булата. Он, оказывается, лелеял мечту женить сына на дочери богатого человека, занимающего высокую должность, поэтому он перехватывал и уничтожал письма Булата к Сэсэг и письма Сэсэга к Булату. Как говорится, «благими намерениями...». Глубоко пораженный откровениями отца, Булат отрекается от него. И обвиняет отца и его поколение в потере нравственных ориентиров, этических принципов, в забвении родного языка, традиционных духовных ценностей. Слова Булата о том, что он сумеет выжить, что он не боится трудностей, верит в себя, в свои силы, что сумеет сам построить свою жизнь по заветам своего деда Гэндэна вселяют уверенность и веришь, что именно так и будет.
Конечно, картины смятения чувств умирающего, его эмоциональное, душевное неприятие смерти и в то же время понимание его неотвратимости показаны в повести психологически верно и точно. Обратим внимание на предсмертные видения старика Гэндэна и его сына Даши, которые характеризуют дополнительно каждого из героев, раскрывают глубже их характер, внутренний мир, отношение к жизни, к людям и окружающему миру. Уходя, прощаясь с земной жизнью, старик Гэндэн вспоминает свою маму, еще молодую, свою старшую сестру и себя юным сорванцом в слезах. Он, пожалев голодного мальчика Галдана, пригласил его домой, чтобы накормить, а он разбил гнездо ласточки. За ласточек, по поверьям бурят, хранителей домашнего очага, божьих птиц, мама наказала Гэндэна, а он из чувства сострадания, не выдал безотцовщину Галдана. Самые близкие люди — молодая мама, сестра — возникают в его видениях, чтобы отойти в вечность вместе с ним в особый момент его детства, когда, возможно, он впервые ощутил миг сильного переживания своей включенности в этот мир, когда его душа открылась миру в своей сострадательности.
Видения Даши при потере сознания связаны с рабочими моментами, когда он угощает водкой своих односельчан, нанятых им для заготовки леса. Услышав душераздирающий крик одного из его работников, приходит лесник Дугар. Происходит довольно напряженный диалог Даши с лесником, где дается характеристика процессам, происходящим в обществе с точки зрения Даши. Он уверен, что «все продается и покупается: должности..., да что там, любая бумага; имеет силу только деньги». И он глубоко укоренен в вере, что такой ход событий, такое течение современной жизни — «это веление времени и нам его не отменить!» В предсмертных грезах Даши только деньги, безверие, мысль о продажности всего и вся: с ними он отправляется в свой последний путь. Особой пронзительностью проникнуты в повести строки, вложенные в авторские уста. В монологах автора, в его лирических размышлениях нет однозначного ответа на многочисленные вопросы, поставленные каскадом, среди которых главным является вопрос о том, кто же виноват в смерти двух людей — отца и сына? Обязан ли отец отвечать за ошибки детей в наше смутное неопределенное время? Как понять вселенские законы, возможно ли разгадать их тайны? Ведь все на этом свете, как говорится в повести, имеет смысл, свое содержание.
Для повествовательной манеры писателя характерно использование приемов контраста. Это не только правда и ложь, добро и зло, белое и черное. Это ещё солнце и луна, весна с ее пробуждением природы, всего живого и смерть, остановка, уход в небытие. Они привносят в ткань повествования определенное философское звучание, дополнительные оценочные суждения. Можно отметить, что именно в этой повести утвердились некоторые характерные черты стиля Сультимова: внутренний монолог как средство самораскрытия героев; лирические размышления автора, придающие философскую глубину; слияние голоса автора с голосами героев; монологическая речь автора, дополняющая, раскрывающая образы героев более углубленно; чередование временных пластов — настоящего и прошлого; сон как прием ухода от прямолинейных ответов; предсмертные видения как прием, помогающий раскрытию духовного богатства, щедрости или душевной черствости, нравственного падения. И ещё: окружающий природный фон — лес, гора, озеро, солнце, луна — выступает как выразитель душевного состояния героев, как своего рода соучастник. Луна, меняющая свои краски света, свои формы в зависимости от игры с облаками как молчаливый свидетель борьбы жизни и смерти на льду озера обретает в конечном итоге свое самостоятельное художественное выражение. Изображение движения душевных переживаний человека, процесса изменения, трансформации сознания в крайне трагической жизненной ситуации, происходящий на фоне природно-космического мира, в целом холодного и равнодушного, и который может показать свою разрушительную силу, свое роковое начало как своего рода воздаяние за дела человека, оправдан, более того, усугубляет, усиливает трагизм звучания земной жизни и кратковременность пребывания на ней единичного человека, забывшего о взаимосвязи и взаимообусловленности всех вещей.
И все же не покидает мысль, почему эта трагическая история случилась с хорошим, честным и с чистой душой человеком — стариком Гэндэном, почему автор позволил ему уйти. Смею предположить, что время таких правильно мыслящих, живущих по совести и чести, кристально чистых душой, но все же несколько наивных (с сегодняшней точки зрения) в своей прямоте людей, прошло. Пришло время таких людей как Даши, недаром его взгляды на жизнь отвечают, как пишет Сультимов, «велению времени», вернее, велению сегодняшнего смутного, неопределенного времени. Отправляя в мир иной этого героя, автор вселяет в читателей веру, что их время будет краткосрочным и быстротечным. Не за горами время набирающего силу, возмужавшего Булата с его решимостью строить жизнь по заветам дедов, опираясь на многовековой опыт предков, но уже на новом витке истории. И верится, что не прервется связь времен и поколений.
В основе повести «Заветы матери», можно сказать, «мысль семейная». Проблемы, связанные с семейным воспитанием, поднятые в этом произведении, сохраняют свою актуальность во все времена: как формируется в семье личность растущего человека; как идет становление его характера; какие приходится преодолевать волевые усилия, впервые сталкиваясь с реальными жизненными проблемами; какие нужны качества, чтобы подвергнуть сомнению, пересмотру свои взгляды в целом на жизнь и на отношения со своими друзьями, постараться их исправить, чтобы не мучила совесть; как выбрать свой верный путь, определиться с профессией; какова роль родителей в воспитании детей, как правильно выстраивать взаимоотношения и др. Все эти проблемы показаны на образах трех одноклассников: Дондоба, главного героя повести, его любимой девушки Бутид и соседа Дугара.
Дондоб показан в повести как человек цельный, с крепким внутренним стержнем, надежный и в то же время в силу молодости рефлексирующий. Его отношения с матерью полны сыновней любви, заботы и благодарности. Он понимает, насколько ей не просто было одной растить его. После окончания школы ему сложно выбрать куда пойти учиться, поэтому он решает идти служить в армию, чтобы подумать и окончательно определиться с будущей профессией. Конфликт с любимой им Бутид, после и разрыв отношений с ней из-за интриг Дугара, совершенно неожиданное известие об отце, приведшее его в глубокое смятение чувств, не сломили Дондоба, а еще более закалили его. Образ Дугара неоднозначен и более сложен. Совершив немало ошибок в своей жизни из-за страха перед отцом, Дугар находит внутренние силы, чтобы проанализировать свою жизнь, честно признать свои незавидные поступки, раскаяться и постараться измениться к лучшему. Ценно то, что он сам проникается мыслью, что человек сам ответственен за свою судьбу, что все зависит от него самого, что именно он сам должен строить свою жизнь, а не по подсказке и желанию отца или кого-то ещё. Серьезный и откровенный разговор, который состоялся между ним и его отцом, — свидетельство его душевного мужества, взросления, умения делать выводы из сложившихся ситуаций. Язык повести богат, сочен, встречаем много бурятских пословиц и поговорок, идиоматических выражений. Один из них ярко характеризует этих двух героев, смысл которого можно выразить следующими словами: «только преодолевая трудности и неизбежные ошибки, мальчик превращается в мужчину». Этот путь сложного взросления, обретения жизненного опыта через душевную боль и страдания, нового взгляда на окружающее, открывание и узнавание себя, осмысления процессов, происходящих вокруг, делает этих молодых людей способными понимать и прощать, готовыми прийти на помощь и спасение. И в этом им помогают взрослые, которые всегда рядом.
Это мама Дондоба — Должид, женщина мудрая, которая ради будущего сына, решает простить доносчика и клеветника ее свекра, которым оказался отец соседа Бабу, дед Дугара, из-за которого отец Дондоба Дэлгэр, пожалев своего старого и больного отца, вынужден был взять на себя его «вину» и сесть в тюрьму, чтобы там сгинуть. Она решительно сжигает письмо Дэлгэра — единственное свидетельство невиновности ее мужа и вероломной подлости деда Дугара, боясь, что это письмо может посеять вражду, чувства мщения и навредить в дальнейшей судьбе ее сына. Это и совершенно посторонний человек Дамдин Дамбиевич, сосед по больничной палате, невольный свидетель исповедального раскаяния Дугара Дондобу, который находит добрые и мудрые слова совета и наставления каждому из них по отдельности. И даже отец Дугара Бабу, осознав наконец свои ошибки, допущенные в воспитании сына, выражает готовность всегда быть рядом с сыном и подставлять плечо в нужный момент.
Перечитав в эти дни эту повесть еще раз с неослабным интересом, могу вновь подтвердить, что, хотя это произведение по существу первая крупная вещь в творчестве писателя, она написана зрелым пером, добротно, с светлыми чувствами, с особым чувством любования своими героями, переживаниями за них. Общность со своими героями, динамизм повествования, умение поддерживать интерес читателя, мастерство в умении строить диалоги, лирические отступления, монологи — все это стилевые характеристики писателя. Описывая первые зарождающиеся чувства молодых Дондоба и Бутид, автор прибегает к символическому образу розовых полевых цветов. Через них показывает душевные переливы героев: незащищенность, непрочность чувств, подверженность чужому влиянию, не всегда доброжелательному. Любовь как цветок: цветет, радует сердца; оказываясь под ногами в грязи, пугает и приводит в трепет; увядает, принося душевные муки, чувства вины и беспомощности. Дондоб верит, что эти нежные розовые цветы его степного края никогда не исчезнут, с каждой весной они будут возрождаться, даря любовь и вдохновение.
Резюмируя отмечу, что в произведениях Д.Н. Сультимова характерна опора на реальное окружение, на собственную жизнь, на впечатления детства, поэтому его герои — это совсем юные люди, стоящие на пороге вступления в большой мир, в мир взрослых. Именно из детства, как из степного чистого родника, берет свое начало, свое движение художественная проза писателя Доржи Сультимова, набирающая с каждым годом свое глубинное течение.
Произведения Д. Сультимова:
1. Сультимов Доржо. Гуталгүй гулабхаа (Босоногий голубь). Для детей младшего школьного возраста. — Улаан-Үдэ, Бурятское книжное издательство, 1993. — 39 нюур. — на бурят. яз.
2. Сультимов Доржо. Амиды зула (Живая лампадка): пьесэнууд ба үгүүлэлнүүд. — Улаан-Үдэ: Издательство «Бэлиг», 2004. — 67 нюур. — на бурят. яз.
3. Сультимов Доржо. Эхын захяа (Заветы матери). — Улаан-Үдэ: ИП Бальжинимаев А.Б., 2015. — 252 нюур. — на бурят. яз.
4. Сультимов Доржо. Сагай эрхэ (Веление времени). — Улаан-Үдэ: ИП Бальжинимаев А.Б., 2016. — 102 нюур. — на бурят. яз.
5. Сультимов Доржо. Түймэр (Пожар). — Улаан-Үдэ: НоваПринт, 2018. — 56 нюур.
6. Чүлтэмийн Дорж (Сультимов Доржо). Гуталгүй тагтаа (Босоногий голубь). — Хайлар, 2019. — 63 нюур. — на старомонг. яз.
7. Чүлтэмийн Дорж (Сультимов Доржо) Эхийн санаа үрд (Заветы матери) Туужа ба үгүүлэлнүүд. Улаанбаатар: Издательство «Китаб», 2016. — 155 нюур. — на монг. яз.
8. Чүлтмийн Дорж (Сультимов Доржо) Цагийн өнгө (Веление времени): Туужа ба үгүүлэлнүүд. Улаанбаатар: Издательство «Китаб» 2017. — 96 нюур. — на монг. яз.
9. Чүлтэмийн Дорж (Сультимов Доржо). Гуталгүй тагтаа (Босоногий голубь). — Улаанбаатар: Издательство СэлэнгэПресс 2020. — 146 нюур. — на бурят., старомонг., монг. яз. (на 3-х яз.).
Переводы:
10. Лигдэн (Внутренняя Монголия, Китай). Гайхамшагта гурбан тулам (Удивительные похождения трех молодцев) / Перевод со старомонг. яз Д.Н. Сультимова. Улаан-Үдэ: ИП Бальжинимаев А.Б., 2017. — 95 нюур. — на бурят. яз.
11. Сэнгын Эрдэнэ. Сэрүүн дуганай мүхэл: Туужа ба рассказууд (Рассказы и повести монгольских писателей) / Пер. с монг. Д.Н. Сультимова. Улаан-Үдэ: ИП Бальжинимаева А.Б., 2016. — 68 нюур — на бурят. яз.
12. Сэдэнэй Намсарай. Үхэжэ болодоггүй оршолон: Туужа. (Рассказы и повести монгольских писателей) / Пер. с монг. Д.Н. Сультимова. Улаан-Үдэ: ИП Бальжинимаева А.Б., 2016. — 65 нюур — на бурят. яз.
По существу, Д. Сультимов своим творчеством, обращенным к детям, продолжает не только традиции устного народного творчества, но и традиции, заложенные зачинателями бурятской литературы, — Хоца Намсараевым, Дамба Дашинимаевым, Бавасаном Абидуевым, Ц. Доном (Цыденжаб Дондубон), Аполлоном Шадаевым, Ширабом Нимбуевым, а также писателями 70-90-х гг. прошлого столетия: Цырен-Базар Бадмаевым, Цыден-Жаб Жимбиевым, Гунга Чимитовым, Эрдэни Дугаровым, Цырен-Дулма Дондогой, Лопсоном Табхаевым и др.
Задеть детские струны души так, чтобы они откликнулись, отозвались, как известно, не просто; и здесь, наверное, самому писателю нужно пребывать в особом состоянии духа, чтобы вникнуть в тайны психологии детства, угадать то сокровенное, которое вызревает в душе маленького человека, ведь грани между воображаемым и реальным в детском сознании зачастую оказываются размытыми. Читая книги Д. Сультимова, посвященные детям, невольно приходит мысль, что именно живые впечатления, вынесенные из детства самим автором, — в особо избранные минуты общения с природой ли, с домашними животными ли, с друзьями ли по двору или со взрослыми, — явились тем резервуаром личности писателя, в котором до поры до времени (ведь к писательскому труду приобщился он довольно поздно) хранились животворные зародыши его творческого потенциала. Именно они, эти впечатления детства, бережно хранимые им в душе, на мой взгляд, явились тем импульсом, которые позволили развиться его художественному дару. Возможно поэтому его рассказы, адресованные детям, проникновенны, пронизаны особым светом добра и душевного лада. В каждом из рассказов, будь это «Сапоги со смыслом» (Удхатай сабхи), «Ошибка Эрдэни» (Эрдэниин буруу), «Пожар» (Туймэр), «Урок» (Сургаали), «Маленькая гостья» (Айлшан басаган) или пьесы, например, «Золотое кольцо» (Алтан бэhэлиг) и др. всегда есть место доброму теплому юмору. Особо ценным является умение автора увидеть и акцентировать свое внимание на каком-то одном ярком моменте жизни маленького человека, а также его стремление мудро наставить без дидактического многословия, ненавязчиво, с доброй улыбкой. Эти, присущие автору качества, можно отметить как его особый художественный почерк, стилевая доминанта.
Собственно как серьезный писатель Доржи Сультимов заявил о себе в 2000-х годах с выходом в свет двух книг «Заветы матери» (Эхын захяа, 2015) и «Веление времени» (Сагай эрхэ, 2016), основу которых составляют две одноименные повести. Эти книги стали рубежными в творческой биографии писателя, заявив о том, что в бурятскую литературу пришел художник, умеющий ставить кардинальные проблемы современности, умеющий выражать многогранные чувства и эмоции современного человека, и, что немаловажно, умеющий показать богатство и красоту родного языка.
Обращение Доржи Сультимова к так называемым «вечным» темам и вопросам, повествуя в сущности о простых, о самых что ни есть рядовых людях нашей современности, весьма показательно. Безусловно, вечные темы масштабнее вечных вопросов. Человек и природа, их взаимообусловленность — это вечная тема, взятая за основу в повести «Веление времени» (Сагай эрхэ). Данная тема повести приобретает живую плоть, когда выдвигается вечный вопрос в виде конфликта двух мировоззрений, двух мировосприятий, двух мироотношений, а также двух типов бытия. Попытаюсь в дальнейшем раскрыть данный тезис. Вопросы, поставленные в повести во главу угла, переходят в разряд вечных, при освещении трагической сути вечной темы «природа и человек». А их суть, сердцевина — это вопрос об истинном смысле и цели жизни человека, о его судьбе, о вере и смерти. Центральное место в двух вышеназванных повестях занимает тема семьи, которая также относится к вечным темам художественной литературы. Проблемы защиты семьи, укрепления их родовых основ, традиционных ценностей, проблемы взаимоотношения отцов и детей, трех поколений в рамках одной семьи, проблема семьи как очага тесно связаны с проблемами нравственных и духовных ценностей, поисками национальной самоидентификации. Эти проблемы, надо отметить, особенно активизировались в современном обществе на рубеже двух последних столетий вследствие переживаемого человечеством духовного (и не только) кризиса и требуют своего решения на новом витке исторического развития. Однако, в постановке и разработке вечных тем и проблем нет одного верного на все времена готового решения или ответа, потому они и относятся к разряду вечных.
В повести «Веление времени» на образах трех поколений одной семьи Бадмаевых — деда Гэндэна, отца Даши и сына Булата — показана как происходит трансформация сознания современного человека, пересмотр его духовных ценностей, когда такие понятия как правда и ложь размываются и теряют свои изначальные, исконные свойства. Недаром Д. Сультимов прибегает к рамочной композиции повести, избрав буддийскую притчу о двух богах, именуемых Правда и Ложь. Этой небольшой по объему притчей начинается и заканчивается произведение, нацеливая читателя на особый настрой и восприятие, а также дается своего рода урок (совет) преодоления встречающихся на пути человека трудностей. Когда невозможно понять, где правда и ложь, а где добро и зло, когда человек теряет свой путь, «сбивается» с проторенной дороги, что может указать ему верный путь, направить, подвигнуть? Это тоже вопросы из разряда фундаментальных вопросов бытия, то есть «вечных» и не может быть на них, понятно, однозначного, раз и навсегда сформулированного точного ответа. Поэтому, возможно, автор проводит своих героев через трагический конфликт, который накапливался, вызревал в течение нескольких последних лет и находит свой выход именно на лоне природы, в горах, в сакральном для них месте — на месте поклонения Радужному Белому Старцу. И этот конфликт отца и сына, в основе которого конфликт традиционного, выверенного веками, глубоко заложенного в сердце отношения к природе как храму и современного, сиюминутного желания быстрого и легкого обогащения за счет эксплуатации природных богатств — соблазна нашего времени, по мысли автора, не разрешим на сегодняшний день. Столкновение двух кардинально противоположных взглядов на человека и природу с неизбежностью приводит к гибели, к смерти старика Гэндэна и его сына Даши. Греховные деяния сына влекут за собой и гибель цельного и мудрого человека, его отца. Воистину, подлинное искупление грехов сопряжен со смертью, с гибелью, с трагизмом...
Спокойная, размеренная в своем естественном течении жизнь, которая казалась будет вечно длиться, неожиданно прерывается и в нее врывается катастрофа, обернувшаяся бедой, смертью и горем. Если в сибирской тайге строительство БАМа во второй половине XX века было грандиозным покорением девственной природы во имя лучшей жизни народа, страны (хотя и там все было не так однозначно), то хищническо-истребительная вырубка леса 2000-х годов с целью продажи за границу только для личного обогащения небольшой кучки людей, продавших душу и совесть, возмущает старика Гэндэна как представителя народа, всегда жившего в гармоничной связи с окружающей природой. Он глубоко переживает и страдает от того, что не может переубедить сына оставить это занятие и вернуться в школу, где работал раньше; и еще от того, что от серьёзного разговора, начатого им в лесу, Даши уклонился и он не смог высказать всего, чего хотел сказать. Главное — предостеречь, чтобы его сегодняшнее потребительское отношение к жизни и рвачество, не стали помехой в дальнейшей судьбе его внука Булата. И это трагическое чувство жизни, овладевшее Гэндэном, не обмануло его.
Трагедия, случившаяся на озере, обнажает внутренний мир (нутро) каждого из трех героев, активизирует их сознательные и бессознательные импульсы на глубинное понимание сути бытия. Пребывая в крайней, пограничной ситуации, между жизнью и смертью каждый из них высказывает свои сокровенные мысли. Понимая, что жизненные силы на исходе, старик Гэндэн, напутствуя своих детей, просит их держать в чистоте Имя и Совесть и оберегать их. Слова же Даши, адресованные сыну перед смертью, прямо противоположны. Он считает, что такие понятия как Имя и Совесть утратили свои традиционные изначальные смыслы, «превратились в наше время лишь в красивые слова, к тому же пустые. Некогда думать о них, сейчас главное слово — конкуренция, нужно успеть отхватить раньше других... Жестокое время: никто никого не пожалеет... смотри и блюди только свои интересы». Эти слова отца глубоко взволновали и возмутили Булата, воспитанного дедом и унаследовавшего его жизненные принципы. Он считает, что, «защищая свои интересы нельзя терять человеческий облик, человеческое качество». «Иначе как жить?!» — сокрушается Булат. Далее выясняется, что отец оклеветал Сэсэг, возлюбленную Булата. Он, оказывается, лелеял мечту женить сына на дочери богатого человека, занимающего высокую должность, поэтому он перехватывал и уничтожал письма Булата к Сэсэг и письма Сэсэга к Булату. Как говорится, «благими намерениями...». Глубоко пораженный откровениями отца, Булат отрекается от него. И обвиняет отца и его поколение в потере нравственных ориентиров, этических принципов, в забвении родного языка, традиционных духовных ценностей. Слова Булата о том, что он сумеет выжить, что он не боится трудностей, верит в себя, в свои силы, что сумеет сам построить свою жизнь по заветам своего деда Гэндэна вселяют уверенность и веришь, что именно так и будет.
Конечно, картины смятения чувств умирающего, его эмоциональное, душевное неприятие смерти и в то же время понимание его неотвратимости показаны в повести психологически верно и точно. Обратим внимание на предсмертные видения старика Гэндэна и его сына Даши, которые характеризуют дополнительно каждого из героев, раскрывают глубже их характер, внутренний мир, отношение к жизни, к людям и окружающему миру. Уходя, прощаясь с земной жизнью, старик Гэндэн вспоминает свою маму, еще молодую, свою старшую сестру и себя юным сорванцом в слезах. Он, пожалев голодного мальчика Галдана, пригласил его домой, чтобы накормить, а он разбил гнездо ласточки. За ласточек, по поверьям бурят, хранителей домашнего очага, божьих птиц, мама наказала Гэндэна, а он из чувства сострадания, не выдал безотцовщину Галдана. Самые близкие люди — молодая мама, сестра — возникают в его видениях, чтобы отойти в вечность вместе с ним в особый момент его детства, когда, возможно, он впервые ощутил миг сильного переживания своей включенности в этот мир, когда его душа открылась миру в своей сострадательности.
Видения Даши при потере сознания связаны с рабочими моментами, когда он угощает водкой своих односельчан, нанятых им для заготовки леса. Услышав душераздирающий крик одного из его работников, приходит лесник Дугар. Происходит довольно напряженный диалог Даши с лесником, где дается характеристика процессам, происходящим в обществе с точки зрения Даши. Он уверен, что «все продается и покупается: должности..., да что там, любая бумага; имеет силу только деньги». И он глубоко укоренен в вере, что такой ход событий, такое течение современной жизни — «это веление времени и нам его не отменить!» В предсмертных грезах Даши только деньги, безверие, мысль о продажности всего и вся: с ними он отправляется в свой последний путь. Особой пронзительностью проникнуты в повести строки, вложенные в авторские уста. В монологах автора, в его лирических размышлениях нет однозначного ответа на многочисленные вопросы, поставленные каскадом, среди которых главным является вопрос о том, кто же виноват в смерти двух людей — отца и сына? Обязан ли отец отвечать за ошибки детей в наше смутное неопределенное время? Как понять вселенские законы, возможно ли разгадать их тайны? Ведь все на этом свете, как говорится в повести, имеет смысл, свое содержание.
Для повествовательной манеры писателя характерно использование приемов контраста. Это не только правда и ложь, добро и зло, белое и черное. Это ещё солнце и луна, весна с ее пробуждением природы, всего живого и смерть, остановка, уход в небытие. Они привносят в ткань повествования определенное философское звучание, дополнительные оценочные суждения. Можно отметить, что именно в этой повести утвердились некоторые характерные черты стиля Сультимова: внутренний монолог как средство самораскрытия героев; лирические размышления автора, придающие философскую глубину; слияние голоса автора с голосами героев; монологическая речь автора, дополняющая, раскрывающая образы героев более углубленно; чередование временных пластов — настоящего и прошлого; сон как прием ухода от прямолинейных ответов; предсмертные видения как прием, помогающий раскрытию духовного богатства, щедрости или душевной черствости, нравственного падения. И ещё: окружающий природный фон — лес, гора, озеро, солнце, луна — выступает как выразитель душевного состояния героев, как своего рода соучастник. Луна, меняющая свои краски света, свои формы в зависимости от игры с облаками как молчаливый свидетель борьбы жизни и смерти на льду озера обретает в конечном итоге свое самостоятельное художественное выражение. Изображение движения душевных переживаний человека, процесса изменения, трансформации сознания в крайне трагической жизненной ситуации, происходящий на фоне природно-космического мира, в целом холодного и равнодушного, и который может показать свою разрушительную силу, свое роковое начало как своего рода воздаяние за дела человека, оправдан, более того, усугубляет, усиливает трагизм звучания земной жизни и кратковременность пребывания на ней единичного человека, забывшего о взаимосвязи и взаимообусловленности всех вещей.
И все же не покидает мысль, почему эта трагическая история случилась с хорошим, честным и с чистой душой человеком — стариком Гэндэном, почему автор позволил ему уйти. Смею предположить, что время таких правильно мыслящих, живущих по совести и чести, кристально чистых душой, но все же несколько наивных (с сегодняшней точки зрения) в своей прямоте людей, прошло. Пришло время таких людей как Даши, недаром его взгляды на жизнь отвечают, как пишет Сультимов, «велению времени», вернее, велению сегодняшнего смутного, неопределенного времени. Отправляя в мир иной этого героя, автор вселяет в читателей веру, что их время будет краткосрочным и быстротечным. Не за горами время набирающего силу, возмужавшего Булата с его решимостью строить жизнь по заветам дедов, опираясь на многовековой опыт предков, но уже на новом витке истории. И верится, что не прервется связь времен и поколений.
В основе повести «Заветы матери», можно сказать, «мысль семейная». Проблемы, связанные с семейным воспитанием, поднятые в этом произведении, сохраняют свою актуальность во все времена: как формируется в семье личность растущего человека; как идет становление его характера; какие приходится преодолевать волевые усилия, впервые сталкиваясь с реальными жизненными проблемами; какие нужны качества, чтобы подвергнуть сомнению, пересмотру свои взгляды в целом на жизнь и на отношения со своими друзьями, постараться их исправить, чтобы не мучила совесть; как выбрать свой верный путь, определиться с профессией; какова роль родителей в воспитании детей, как правильно выстраивать взаимоотношения и др. Все эти проблемы показаны на образах трех одноклассников: Дондоба, главного героя повести, его любимой девушки Бутид и соседа Дугара.
Дондоб показан в повести как человек цельный, с крепким внутренним стержнем, надежный и в то же время в силу молодости рефлексирующий. Его отношения с матерью полны сыновней любви, заботы и благодарности. Он понимает, насколько ей не просто было одной растить его. После окончания школы ему сложно выбрать куда пойти учиться, поэтому он решает идти служить в армию, чтобы подумать и окончательно определиться с будущей профессией. Конфликт с любимой им Бутид, после и разрыв отношений с ней из-за интриг Дугара, совершенно неожиданное известие об отце, приведшее его в глубокое смятение чувств, не сломили Дондоба, а еще более закалили его. Образ Дугара неоднозначен и более сложен. Совершив немало ошибок в своей жизни из-за страха перед отцом, Дугар находит внутренние силы, чтобы проанализировать свою жизнь, честно признать свои незавидные поступки, раскаяться и постараться измениться к лучшему. Ценно то, что он сам проникается мыслью, что человек сам ответственен за свою судьбу, что все зависит от него самого, что именно он сам должен строить свою жизнь, а не по подсказке и желанию отца или кого-то ещё. Серьезный и откровенный разговор, который состоялся между ним и его отцом, — свидетельство его душевного мужества, взросления, умения делать выводы из сложившихся ситуаций. Язык повести богат, сочен, встречаем много бурятских пословиц и поговорок, идиоматических выражений. Один из них ярко характеризует этих двух героев, смысл которого можно выразить следующими словами: «только преодолевая трудности и неизбежные ошибки, мальчик превращается в мужчину». Этот путь сложного взросления, обретения жизненного опыта через душевную боль и страдания, нового взгляда на окружающее, открывание и узнавание себя, осмысления процессов, происходящих вокруг, делает этих молодых людей способными понимать и прощать, готовыми прийти на помощь и спасение. И в этом им помогают взрослые, которые всегда рядом.
Это мама Дондоба — Должид, женщина мудрая, которая ради будущего сына, решает простить доносчика и клеветника ее свекра, которым оказался отец соседа Бабу, дед Дугара, из-за которого отец Дондоба Дэлгэр, пожалев своего старого и больного отца, вынужден был взять на себя его «вину» и сесть в тюрьму, чтобы там сгинуть. Она решительно сжигает письмо Дэлгэра — единственное свидетельство невиновности ее мужа и вероломной подлости деда Дугара, боясь, что это письмо может посеять вражду, чувства мщения и навредить в дальнейшей судьбе ее сына. Это и совершенно посторонний человек Дамдин Дамбиевич, сосед по больничной палате, невольный свидетель исповедального раскаяния Дугара Дондобу, который находит добрые и мудрые слова совета и наставления каждому из них по отдельности. И даже отец Дугара Бабу, осознав наконец свои ошибки, допущенные в воспитании сына, выражает готовность всегда быть рядом с сыном и подставлять плечо в нужный момент.
Перечитав в эти дни эту повесть еще раз с неослабным интересом, могу вновь подтвердить, что, хотя это произведение по существу первая крупная вещь в творчестве писателя, она написана зрелым пером, добротно, с светлыми чувствами, с особым чувством любования своими героями, переживаниями за них. Общность со своими героями, динамизм повествования, умение поддерживать интерес читателя, мастерство в умении строить диалоги, лирические отступления, монологи — все это стилевые характеристики писателя. Описывая первые зарождающиеся чувства молодых Дондоба и Бутид, автор прибегает к символическому образу розовых полевых цветов. Через них показывает душевные переливы героев: незащищенность, непрочность чувств, подверженность чужому влиянию, не всегда доброжелательному. Любовь как цветок: цветет, радует сердца; оказываясь под ногами в грязи, пугает и приводит в трепет; увядает, принося душевные муки, чувства вины и беспомощности. Дондоб верит, что эти нежные розовые цветы его степного края никогда не исчезнут, с каждой весной они будут возрождаться, даря любовь и вдохновение.
Резюмируя отмечу, что в произведениях Д.Н. Сультимова характерна опора на реальное окружение, на собственную жизнь, на впечатления детства, поэтому его герои — это совсем юные люди, стоящие на пороге вступления в большой мир, в мир взрослых. Именно из детства, как из степного чистого родника, берет свое начало, свое движение художественная проза писателя Доржи Сультимова, набирающая с каждым годом свое глубинное течение.
Произведения Д. Сультимова:
1. Сультимов Доржо. Гуталгүй гулабхаа (Босоногий голубь). Для детей младшего школьного возраста. — Улаан-Үдэ, Бурятское книжное издательство, 1993. — 39 нюур. — на бурят. яз.
2. Сультимов Доржо. Амиды зула (Живая лампадка): пьесэнууд ба үгүүлэлнүүд. — Улаан-Үдэ: Издательство «Бэлиг», 2004. — 67 нюур. — на бурят. яз.
3. Сультимов Доржо. Эхын захяа (Заветы матери). — Улаан-Үдэ: ИП Бальжинимаев А.Б., 2015. — 252 нюур. — на бурят. яз.
4. Сультимов Доржо. Сагай эрхэ (Веление времени). — Улаан-Үдэ: ИП Бальжинимаев А.Б., 2016. — 102 нюур. — на бурят. яз.
5. Сультимов Доржо. Түймэр (Пожар). — Улаан-Үдэ: НоваПринт, 2018. — 56 нюур.
6. Чүлтэмийн Дорж (Сультимов Доржо). Гуталгүй тагтаа (Босоногий голубь). — Хайлар, 2019. — 63 нюур. — на старомонг. яз.
7. Чүлтэмийн Дорж (Сультимов Доржо) Эхийн санаа үрд (Заветы матери) Туужа ба үгүүлэлнүүд. Улаанбаатар: Издательство «Китаб», 2016. — 155 нюур. — на монг. яз.
8. Чүлтмийн Дорж (Сультимов Доржо) Цагийн өнгө (Веление времени): Туужа ба үгүүлэлнүүд. Улаанбаатар: Издательство «Китаб» 2017. — 96 нюур. — на монг. яз.
9. Чүлтэмийн Дорж (Сультимов Доржо). Гуталгүй тагтаа (Босоногий голубь). — Улаанбаатар: Издательство СэлэнгэПресс 2020. — 146 нюур. — на бурят., старомонг., монг. яз. (на 3-х яз.).
Переводы:
10. Лигдэн (Внутренняя Монголия, Китай). Гайхамшагта гурбан тулам (Удивительные похождения трех молодцев) / Перевод со старомонг. яз Д.Н. Сультимова. Улаан-Үдэ: ИП Бальжинимаев А.Б., 2017. — 95 нюур. — на бурят. яз.
11. Сэнгын Эрдэнэ. Сэрүүн дуганай мүхэл: Туужа ба рассказууд (Рассказы и повести монгольских писателей) / Пер. с монг. Д.Н. Сультимова. Улаан-Үдэ: ИП Бальжинимаева А.Б., 2016. — 68 нюур — на бурят. яз.
12. Сэдэнэй Намсарай. Үхэжэ болодоггүй оршолон: Туужа. (Рассказы и повести монгольских писателей) / Пер. с монг. Д.Н. Сультимова. Улаан-Үдэ: ИП Бальжинимаева А.Б., 2016. — 65 нюур — на бурят. яз.
