Литература
О современном и легендарном языке поэзии
16 ноября 2018
1074
Народный поэт Бурятии Шагдар Байминов оставил богатое творческое наследие, которое формирует у читателя понимание сложной связи настоящего и прошлого, современного и легендарного, притом последнее осмысляется как таинственный код (ключ) к современной жизни.
Обращение к историческому прошлому в поэме "Уулын үндэр үбгэд"("Мудрецы седых вершин«,1986) было вызвано его раздумьями над современной ему действительностью. Интересный исторический материал — события XVIII- начала ХХ вв., когда бурятский народ активно защищал и отстаивал свои национальные интересы от произвола царских чиновников, православного духовенства,- был почерпнут автором из устных легенд и преданий, бытующих в Тунке. И поэтический рассказ об этих реальных людях, ставших героями народных преданий и легенд, написан высоким эпическим слогом: «Түүхэ, сагаа шэмэглэһэн / Аша габьяа, /Алдар суу тухайнь/ Түүдэг,гал сасартар/ Түүрээхэдэ яаха юм?». «Об их заслугах,/ Украсивших историю и время,/ Об их славе/ До костра, до пламени полыхания/ Почему бы не воспеть?».
В зачине поэмы, при описании рождения Хастаана, поэт использует улигерный прием, что выражено в присутствии мифологической горы Сумбэр (Сумеру), вернее, одной из вершин Восточных Саян, названной автором «Мүнхэ Сүмбэр» (Вечный Сумбэр).
Хастаана, ставшего сто восьмым жителем Улбугая, приветствует сама Природа, а односельчане во главе с Ужаргаем проводят обряд 108 зулатан — подношения 108 лампад у подножия Саян, где находится объект культового почитания «Чингис хаанай шэрээ» («Престол Чингис хаана»).
О том, что в местности Хандагайта совершали обряд на камне, названном «престол Чингис хаана», свидетельствуют исторические источники. Рожденный под таким мистическим знаком, Хастаан стал предсказателем так же, как Молон багши в Еравне, Варнаашка — на Ольхоне, Соодой лама в Баргузинской долине. Его некоторые предсказания облечены Ш.Байминовым в такую поэтическую форму:"...һарьдагууд бурамаар бушхажа,/ һабаһаан далай мушхарха./ Асари ехээр нэрьежэ,/ Аянгын галнууд харбаха./ Дэншэхээр бэшэ боложо,/ Дэлхэй ёолохо.../ Тиихэдэ би байлсахаб,/ Тэрлигэй хормой шуугаад,/ Тэг дундуурнь ябалсахаб...""Горы исторгнут лаву,/ Моря выйдут из берегов./ Грянет небывалый гром,/ Выстрелят огни молний./ Жить станет невыносимо,/ Земля застонет.../ В это время я буду там,/ Подобрав подол тэрлика,/ Я буду в самой гуще..."
Автор в поэме отмечает, что мудрые пророчества Хастаана не были поняты современниками. Между тем, картина, обрисованная мудрым пророком Хастааном в первой половине XIX в., весьма напоминает те описания грядущего Апокалипсиса, о котором предупреждают известные ученые современности. И то, что пророк родился у горы Вечный Сумбэр, которая по буддийской мифологии должна последней исчезнуть при вселенском светопреставлении, а сам герой обещает присутствовать при этом великом катаклизме, — составляет основу циклического видения космической жизни, составляет один из главных мифообразов в творчестве Ш.Байминова.
В поэме «Мудрецы седых вершин» Ш.Байминов рисует события и героев в переломные для истории центральноазиатских народов периоды (царская колонизация Сибири, насильственная христианизация бурят, революции в России и Монголии). Еще один персонаж — реальное историческое лицо Сырен Нацов (Шойжелов), родившийся в том же селе Улбугае через сто лет после смерти Хастаана. Революционер-интернационалист С.Нацов участвовал в боях за победу революции 1921 г. в Монголии, за установление Советской власти в Туве. Он был награжден монгольским орденом «Эрдэни Вачир» (1924), орденом Боевого Красного Знамени (1931). Делегат V, VI, VII Конгрессов Коминтерна, востоковед, доцент Коммунистического университета трудящихся Востока, референт исполкома Коминтерна по Монголии и Корее, С.Нацов был репрессирован и умер в 1947 г.
«Зүблэлтэ Монгол хоёрые/ Зүрхэн шэжэмээр холбожо,/ Сүлөөрэлгөөр амилһан/ Сүхэ Нацов хоёр һэн». «Советы и Монголию/ Сердечной нитью связав,/ Освобождением дышавшие/ Сухэ и Нацов». Метафорой «освобождением дышавшие» поэт дает ключ к псевдониму героя — Нацов, т.е. национальное освобождение востока.
Другой герой поэмы — Шойдоб Булганов, в XIX в. служивший головой Харбятской родовой управы, тоже остался в благодарной памяти народа в легендах. Имея образование, хорошо владея русским языком, Булганов отстаивал права своих сородичей в разных административных и судебных инстанциях. В середине XIX в. шла активная христианизация бурят Тункинской долины. Ш.Байминов описывает в поэме один из случаев, когда Булганов воспрепятствовал насильственному обряду крещения бурят приехавшим из Иркутска священником: «Архиерейгэй хажууда / Амиды бурхандал үзэгдэжэ,/ Ута гүрөөһэн дахаяа/ Урбуулжа үмдэнхэй,/ Хангайн эзэндэл һүртэйгөөр/ Харагдажа эндэ байгаа һэн». «Рядом с архиереем/ Живым богом показавшись,/ Длинную медвежью доху/ Мехом наружу надев,/ Как хозяин Хангай грозно/ Смотрел он, стоя рядом».
В этом эпизоде поэт дает портрет Булганова в восприятии бурят, в их мифологическом сознании. Для персонажей-буддистов он кажется богом (бурханом), а для шаманистов — Эзэном Хангай, антропоморфным божеством, олицетворяющим дикую природу Бурятии, являющимся людям в образе диких зверей. Как свидетельствует ученый-философ М.Д.Зомонов, в Тунке «...первоначально крещение бурят совершалось насильственно... Согласно историческим фактам, крещение носило формальный характер, а крещеные буряты продолжали быть шаманистами» (Зомонов М.Д. Из истории духовности тункинских бурят/ М.Д.Зомонов// Тунка: история и современность. — Улан-Удэ, "Буряад үнэн«.1998. — С. 50).
Рождению Дугарай Намсарая, следующего героя этого литературного улигера, согласно легенде, предшествовали небесные знамения. Дулма, будущая мать богатыря, вышла вечером побрызгать богам, Большой Медведице чай с молоком. Во время ее молитвы небесный свод внезапно раздвинулся, стало светло как днем и сверху потянуло ветром. Дулма вскрикнула от испуга и стала звать к себе младшего брата Баатара. Тем временем небесная дверь закрылась и наступила странная тишина. А Дулма в краткий миг разверзания небес увидела, как спустившаяся сверху тонкая золотая нить обвила ее и стало горячо, тело отяжелело, и она без чувств упала на землю. В ту ночь луна и мириады звезд выстроились в ряд по воле Всевышнего...
Автор использует мифологический мотив чудесного рождения богатыря как реминисценцию в литературном дискурсе: «Дэлхэйн бүгжэ хангирган,/ Дээрэһээ орожо ерэһэндэл,/ Эхэ эсэгын зангяагай/ Эршэ болон монсойһон,/ Түрүүшын үхибүүнэй түрэлгэ/ Түүдэг ехэ баяр һэн». «Земным кольцом прозвенев,/ С небес спустившись будто,/ Отца и матери усилий/ Став туго свитым узлом,/ Первенец своим рождением/ Великую радость принес».
Образы реальных исторических личностей выведены поэтом по канонам литературного улигера, где автор выступает рассказчиком-певцом в духе древнего сказителя, повествующего о деяниях богатырей. В этом произведении Ш.Байминов использовал богатые возможности поэтики фольклора и мифологии бурятского народа. Символическая образность поэмы близка бурятскому героическому эпосу и исторической песне, но преследует индивидуально-творческие цели и решает задачи автора по созданию многозначных образов, в которых воплощена духовная сущность героической личности.❚
В зачине поэмы, при описании рождения Хастаана, поэт использует улигерный прием, что выражено в присутствии мифологической горы Сумбэр (Сумеру), вернее, одной из вершин Восточных Саян, названной автором «Мүнхэ Сүмбэр» (Вечный Сумбэр).
Причастность к сакральной горе Сумбэр, где находился дворец Гэсэра, и откуда тэнгэри (небожители) управляли судьбами людей, придает герою поэмы Хастаану черты эпического героя. Его рождение, как и рождение эпических героев, сопровождается чудесными событиями и знамениями:"Жэбэгүй сэлмэг огторгойһоо/ Жэмбүүр, лимбын ханхинаан/ Дуулдахадал боложо,/ Дуулим һонор байгаали/ Хуу баран хүлгэшөө«. «С чистого ясного неба/ Свирели, лимбы звучание/ Как будто послышалось,/ Бескрайняя чуткая природа/ Вся всполошилась».
Хастаана, ставшего сто восьмым жителем Улбугая, приветствует сама Природа, а односельчане во главе с Ужаргаем проводят обряд 108 зулатан — подношения 108 лампад у подножия Саян, где находится объект культового почитания «Чингис хаанай шэрээ» («Престол Чингис хаана»).
О том, что в местности Хандагайта совершали обряд на камне, названном «престол Чингис хаана», свидетельствуют исторические источники. Рожденный под таким мистическим знаком, Хастаан стал предсказателем так же, как Молон багши в Еравне, Варнаашка — на Ольхоне, Соодой лама в Баргузинской долине. Его некоторые предсказания облечены Ш.Байминовым в такую поэтическую форму:"...һарьдагууд бурамаар бушхажа,/ һабаһаан далай мушхарха./ Асари ехээр нэрьежэ,/ Аянгын галнууд харбаха./ Дэншэхээр бэшэ боложо,/ Дэлхэй ёолохо.../ Тиихэдэ би байлсахаб,/ Тэрлигэй хормой шуугаад,/ Тэг дундуурнь ябалсахаб...""Горы исторгнут лаву,/ Моря выйдут из берегов./ Грянет небывалый гром,/ Выстрелят огни молний./ Жить станет невыносимо,/ Земля застонет.../ В это время я буду там,/ Подобрав подол тэрлика,/ Я буду в самой гуще..."
Автор в поэме отмечает, что мудрые пророчества Хастаана не были поняты современниками. Между тем, картина, обрисованная мудрым пророком Хастааном в первой половине XIX в., весьма напоминает те описания грядущего Апокалипсиса, о котором предупреждают известные ученые современности. И то, что пророк родился у горы Вечный Сумбэр, которая по буддийской мифологии должна последней исчезнуть при вселенском светопреставлении, а сам герой обещает присутствовать при этом великом катаклизме, — составляет основу циклического видения космической жизни, составляет один из главных мифообразов в творчестве Ш.Байминова.
В поэме «Мудрецы седых вершин» Ш.Байминов рисует события и героев в переломные для истории центральноазиатских народов периоды (царская колонизация Сибири, насильственная христианизация бурят, революции в России и Монголии). Еще один персонаж — реальное историческое лицо Сырен Нацов (Шойжелов), родившийся в том же селе Улбугае через сто лет после смерти Хастаана. Революционер-интернационалист С.Нацов участвовал в боях за победу революции 1921 г. в Монголии, за установление Советской власти в Туве. Он был награжден монгольским орденом «Эрдэни Вачир» (1924), орденом Боевого Красного Знамени (1931). Делегат V, VI, VII Конгрессов Коминтерна, востоковед, доцент Коммунистического университета трудящихся Востока, референт исполкома Коминтерна по Монголии и Корее, С.Нацов был репрессирован и умер в 1947 г.
«Зүблэлтэ Монгол хоёрые/ Зүрхэн шэжэмээр холбожо,/ Сүлөөрэлгөөр амилһан/ Сүхэ Нацов хоёр һэн». «Советы и Монголию/ Сердечной нитью связав,/ Освобождением дышавшие/ Сухэ и Нацов». Метафорой «освобождением дышавшие» поэт дает ключ к псевдониму героя — Нацов, т.е. национальное освобождение востока.
Другой герой поэмы — Шойдоб Булганов, в XIX в. служивший головой Харбятской родовой управы, тоже остался в благодарной памяти народа в легендах. Имея образование, хорошо владея русским языком, Булганов отстаивал права своих сородичей в разных административных и судебных инстанциях. В середине XIX в. шла активная христианизация бурят Тункинской долины. Ш.Байминов описывает в поэме один из случаев, когда Булганов воспрепятствовал насильственному обряду крещения бурят приехавшим из Иркутска священником: «Архиерейгэй хажууда / Амиды бурхандал үзэгдэжэ,/ Ута гүрөөһэн дахаяа/ Урбуулжа үмдэнхэй,/ Хангайн эзэндэл һүртэйгөөр/ Харагдажа эндэ байгаа һэн». «Рядом с архиереем/ Живым богом показавшись,/ Длинную медвежью доху/ Мехом наружу надев,/ Как хозяин Хангай грозно/ Смотрел он, стоя рядом».
В этом эпизоде поэт дает портрет Булганова в восприятии бурят, в их мифологическом сознании. Для персонажей-буддистов он кажется богом (бурханом), а для шаманистов — Эзэном Хангай, антропоморфным божеством, олицетворяющим дикую природу Бурятии, являющимся людям в образе диких зверей. Как свидетельствует ученый-философ М.Д.Зомонов, в Тунке «...первоначально крещение бурят совершалось насильственно... Согласно историческим фактам, крещение носило формальный характер, а крещеные буряты продолжали быть шаманистами» (Зомонов М.Д. Из истории духовности тункинских бурят/ М.Д.Зомонов// Тунка: история и современность. — Улан-Удэ, "Буряад үнэн«.1998. — С. 50).
Рождению Дугарай Намсарая, следующего героя этого литературного улигера, согласно легенде, предшествовали небесные знамения. Дулма, будущая мать богатыря, вышла вечером побрызгать богам, Большой Медведице чай с молоком. Во время ее молитвы небесный свод внезапно раздвинулся, стало светло как днем и сверху потянуло ветром. Дулма вскрикнула от испуга и стала звать к себе младшего брата Баатара. Тем временем небесная дверь закрылась и наступила странная тишина. А Дулма в краткий миг разверзания небес увидела, как спустившаяся сверху тонкая золотая нить обвила ее и стало горячо, тело отяжелело, и она без чувств упала на землю. В ту ночь луна и мириады звезд выстроились в ряд по воле Всевышнего...
Автор использует мифологический мотив чудесного рождения богатыря как реминисценцию в литературном дискурсе: «Дэлхэйн бүгжэ хангирган,/ Дээрэһээ орожо ерэһэндэл,/ Эхэ эсэгын зангяагай/ Эршэ болон монсойһон,/ Түрүүшын үхибүүнэй түрэлгэ/ Түүдэг ехэ баяр һэн». «Земным кольцом прозвенев,/ С небес спустившись будто,/ Отца и матери усилий/ Став туго свитым узлом,/ Первенец своим рождением/ Великую радость принес».
Образы реальных исторических личностей выведены поэтом по канонам литературного улигера, где автор выступает рассказчиком-певцом в духе древнего сказителя, повествующего о деяниях богатырей. В этом произведении Ш.Байминов использовал богатые возможности поэтики фольклора и мифологии бурятского народа. Символическая образность поэмы близка бурятскому героическому эпосу и исторической песне, но преследует индивидуально-творческие цели и решает задачи автора по созданию многозначных образов, в которых воплощена духовная сущность героической личности.❚
