Алексей Гатапов: «Я думал, что смогу написать о Чингисхане лучше…»

— Недавно наблюдала, как старый профессор, провожая внучку на учебу за границу, сказал: «И все же там, за океаном, ты говори, что ты — бурятка, а не монголка. Мы все же совсем другой этнос…» Интересно, что бы вы сказали по этому поводу?
— Буряты являются монголами так же, как русские являются славянами. Можно сказать, что буряты — это субэтнос в рамках общего монгольского этноса. С 50-х годов прошлого века после переименования Бурят-Монголии в Бурятию, стало укореняться мнение, что буряты — это отдельный этнос. Использование самоназвания «бурят-монголы» вдруг стало считаться проявлением «панмонголизма», который, начиная с 30-х годов, вошел в противоречие с идеологией интернационального государства. На месте этого профессора я бы тоже сказал: «Называй себя буряткой, но если не поймут, скажи, то ты — монголка, потому что буряты — один из монгольских народов».

— Чингисхан по-прежнему остается едва ли не самым ярким историческим воспоминанием монгольского мира и безоговорочным общемонгольским символом. Почему именно он и прошлое, а не современность привлекли ваше внимание?
— «История — это луч света, который светит нам из прошлого в будущее», — говорил знаменитый историк Василий Ключевский. Только те народы имеют право на будущее, которые умеют оценить свое прошлое. Это не мои слова. Если нет мыслей о том, что мы — потомки великого народа и нам важно не отстать от других, сохранить себя — то мы доживаем последние дни!
Я не помню точно, когда именно я понял, что хочу написать книгу о Чингисхане. Однажды во время учебы на Высших писательских курсах я вынес на обсуждение рассказ о нем и мне сказали: «О! Это тема для целого романа!» Потом, вникнув, я понял, что по большому счету ничего по-настоящему значительного на эту тему в мировой литературе не было создано. Есть авторы, которые смотрят на эту тему с утилитарной точки зрения, что это беспроигрышный вариант, но… Я просто подумал, что смогу написать о Чингисхане лучше, чем Памела Сарджент, Давид Курт, Владимир Ян и все, кто о нем писал.

— Включая Исая Калашникова?
— Исай Калашников пробил бетонную стену представлений о Чингисхане, как о бесчеловечном завоевателе. После него эта тема стала в России легитимной. Он целым поколениям бурят открыл историю, о которой они узнали через его роман. В этом великое значение «Жестокого века». Но литература никогда не стоит на месте. Калашников до конца не смог освободиться от представлений о Чингисхане, который в его глазах сначала был гонимым, а потом стал гонителем. Но ведь все древние государи были гонителями и подавляли, эксплуатировали, уничтожали несогласных. Я рассматриваю историю более подробно. В своих четырех книгах я описываю примерно пять лет жизни Чингисхана. Четвертая книга завершит роман. Мой Чингисхан — обыкновенный человек. Да, он отличался качествами, присущими политику — хитростью, жестокостью… Нисколько не оправдываю его, но он жил в мире, где все поступали именно так — принуждали, убивали… Через тысячу лет наши потомки обвинят нас в том, что мы ели говядину. В их глазах мы будем выглядеть очень некрасиво! И наши предки точно также кажутся нам совершенными варварами, убивавшими друг друга.


В монгольской степи, Төв аймак. Фото из личного архива А. Гатапова

— Интересно, а как рождается сюжет? Знаете ли вы заранее, о чем будете писать?
— Когда я начинал работать над романом, я знал все в самых общих чертах. Сегодня я написал уже четыре книги и могу сказать, что написание художественного произведения происходит по частям. Когда делаешь одну часть, не знаешь, что будет завтра. А потом, когда наступает какой-то поворот в сюжете, ты сам удивляешься, как это получилось. Ведь действительно все получается именно так, как и должно! Я не знаю, как это происходит и не хочу ничего мистифицировать, но на самом деле ты действительно ничего не знаешь, а если бы знал, то было бы неинтересно писать! Если ты все наперед знаешь и годами идешь к этой цели — это же очень скучно!

— Личность Чингисхана считается сакральной. Прежде чем приступить к работе над книгой, вы просили «разрешения», как это бывает принято, или просто приступили к работе?
— У нас существует устойчивое мнение, что надо получить разрешение, без этого нельзя. Я, естественно, делал обряды и с ламами, и с шаманами и считаю, что получил разрешение.

— Вы — автор, пишущий на русском языке на монгольскую тему. Кем вы себя ощущаете — бурятским, российским писателем — кем?
— В Москве меня считают российским писателем. Но я считаю себя и тем и другим. Или просто писателем… В 30-м году прошлого века 95% населения Бурятии было неграмотным, а в 60-х годах все получили среднее образование и знали закон Ньютона (смеется). Конечно, потеряли духовность, забыли родной язык и традиции, но никогда не бывает, чтобы все было хорошо!

— Откуда приходят писатели? Как они появляются?
— Я все время задумывался над этим. Думаю, писателем надо родиться. Но до каких-то пор ты можешь даже не подозревать об этом. Равно как и шаманом становятся не сразу. Внутри у шамана, который может всю жизнь был атеистом, что-то просыпается, что не дает ему спокойно жить. А писатель на каком-то этапе чувствует, что не может не писать. И самым комфортным состоянием для него становится раздумье над белым листом бумаги под светом настольной лампы. И ничего ему больше не надо! Если он настоящий писатель, то ради этого он оставит любое успешное дело, как это было в свое время у меня. И сделает это, несмотря на то, что гонорары поначалу будут очень маленькие, ведь нужно еще научиться писать…



— А где вы учились писать?
— Я окончил исторический факультет БГПИ им. Д. Банзарова, а уже после — Высшие писательские курсы в Москве. Но даже если бы я их не закончил, я все равно стал бы писателем. Я обошелся бы без курсов и так же написал бы «Тэмуджин». Просто мне пришлось бы изучать все самому. А там, на курсах, по ускоренной программе изучают то, что преподают на филологических факультетах. Вот и все. Мне были интересны творческие семинары, на которых известные писатели занимались с нами. Пользу они мне, безусловно, принесли, потому что за два года я освоил то, чего, возможно, не осилил бы и за десять лет. Я должен был узнать, а что вообще такое — сюжет, фабула, как создаются персонажи и образы.

— Какие качества цените в людях больше всего?
— Честность.

— Тогда скажите честно, каким бы Вы видели идеальное будущее для своего народа?
— Идеального ничего не бывает, но было бы хорошо, если бы буряты не потеряли свою «бурятскость» — язык, культуру. Хотелось бы, чтобы буряты сумели преодолеть диалектные различия и стеснение говорить на своем языке, которое иногда встречается.

— А есть ли бурятский символ, который можно было бы описать так, что он стал бы значимым для всех монголов?
— Есть, но если говорить обо мне, то боюсь — я уже не успею. Мне пятьдесят, а над книгой о Чингисхане я работал десять лет. Интересен мог бы быть Петр Бадмаев — крестник императора Александра III. В художественном произведении ведь так: пишешь о Чингисхане, а описываешь монгольский народ. Взять Виктора Астафьева, который пишет о Ваське и Петьке, но описывает философию русского народа, его жизнь, то, как этот народ видит мир — вот о чем он пишет. Я могу назвать книгу «Уржин Гармаев» или «Доржи Банзаров», но писать я все равно буду о бурятском народе. Хотя личности, безусловно, исключительные. Доржи Банзаров, к слову, был достоин мантии профессора в каком-нибудь из европейских университетов — так во всяком случае сказал о нем востоковед Григорьев, если не ошибаюсь. Эти истории достойны того, чтобы вдохновлять всех монголов.


На Московской книжной ярмарке. Фото из личного архива А. Гатапова

— Вопрос в духе времени: Вы — патриот России?
— Конечно, я — патриот России. И патриот Монголии. Я даже представить себе не могу, как интересы Монголии и интересы России могут пойти в разрез. Мне кажется, на земле через сто лет вообще останется три-четыре основных языка. Ассимиляция будет идти, и через несколько сотен лет все будут говорить на одном языке.

— То есть вы считаете, что постепенно нации исчезнут?
— Да. Не сразу, но исчезнут. И русский язык тоже исчезнет. И это происходит уже сейчас. Скажите, сколько русских слов в фразе: «Прокурор санкционировал арест криминального лидера»?

— Вы как-то сказали, что всегда стремитесь к тишине, что легки на подъем и можете спонтанно собраться и уехать. А есть такое место, где вы чувствуете себя по-настоящему хорошо?
— Мне бывает хорошо тогда, когда я хорошо выполнил свою работу: что-то написал, дополнил, отредактировал… И, если я это сделал хорошо, мне хорошо везде.
(Фотографирую. На снимке писатель выглядит суровым. Как и положено, наверное, автору, написавшему роман о потрясателе Вселенной. О чем тут же ему, писателю, сообщаю, — авт. )
— Первый снимок, наверное, самый верный. А то, что «суровый…». Нет, я не суровый. Скорее, задумчивый.

— А счастливый?
— Счастлив тот, кто нашел свое дело и делает его более менее удовлетворительно… Еще более счастлив тот, чьи близкие здоровы и счастливы. Но я знаю, что никогда не бывает все хорошо. ❚